...Распятая на обеденном столе восьмилетняя девочка — в руки и широко раскинутые ноги вбиты подковные гвозди. Очевидно, она была на редкость живуча, потому что в конце концов ей вбили между ног кол из затесанной ножки стола...
...Ряд других кольев — во дворе — с насаженными на них головами, тут же обезглавленные тела: старуха, овца, молодая женщина, двое мальчиков лет 10-12, крохотная девочка...
...Торчащий из земли ряд обгоревших черепов — кого-то закопали по шею, полили горючим и сожгли...
...За хлевом — просто вал из тридцати либо сорока расстрелянных людей, лежащих друг на друге...
...Котенок со свернутой шеей, голова мучительно смотрит за спину. Рядом — почти надвое разрубленная саблей пятилетняя девочка. «А у нас кошка вчера окотилась. Один котенок весь беленький, а остальные четверо все серые...»
...Скрюченные в судорогах тела удавленных на воротах — подросток с отрубленными половыми органами и его собака, ремни конской упряжи захлестнуты на шеях...
...Над остатками костра — зажаренные на листах железа неузнаваемые трупы, тут же — колода со спущенной, сгустившейся кровью, отстоявшейся уже плазмой...
...Телега, в оглобли которой впряжены шесть девушек. Они лежат в мокрой пыли, плечи и спины вздулись от ударов кнутом, ноги в крови. Кто-то катался, а потом, когда наразвлекался, просто перерезал всем горло...
...Выгребная яма с сорванной крышкой, в ней плавают утопленники...
...Кто-то из горцев нашел на развалинах дома щенка с обожженными задними лапками. Завернув плачущего кутенка в плащ, парень шал по улице, плакал и выкрикивал в небо, плачущее вместе с ним:
— Что ж то?! Где ж боги?! Что ж то?! Что?! Да ответьте мне, боги!..
... Ободранные, в струпьях засохшей крови, скрюченные тела — и тут же снятая с них кожа, вытянутые на палки внутренности...
...Превращенная в плаху колода для рубки мяса, горка голов рядом, руки, ноги я остатки четвертованных тел...
...Просто трупы на улице — этим повезло, их срезали очередями...
...Пепелище, из которого торчат, словно черные сухие ветки, обуглившиеся человеческие руки со скрюченными пальцами...
...Несколько девочек, посаженных животами на колья плетня...
...Трупы с вырезанными позвоночниками...
...Трупы с распоротыми животами, в которые кто-то оправлялся...
...Трупы изнасилованных мальчиков — изрубленные саблями...
...Трупы, трупы, трупы...
— Йерикка, Эрик,— кусая губы, спросил Олег, — за что же это?
Они стояли во дворе дома. Около расщепленной пулями стены лежали тела старика, старухи и двух мужчин. По всему двору валялись ошметки еще нескольких, совершенно уже неузнаваемых, тел. Отрубленная коровья голова, вся в сосульках крови, безумными глазами взирала на мир с воротного столба.
— Весь помогала нам,— угрюмо ответил Йерикка.
— Выходит, их убили мы?! — сипло и тонко спросил Богдан. — Так стало?
— Посмотри, — Йерикка повел вокруг ладонью, — вот это — Рысье Логово.
Богдан огляделся, словно увидел все заново. И побелел — представил. Потом — кивнул.
Олег увел младшего друга со двора. Йерикка стоял, пощелкивая ногтем по кобуре пистолета. Стоял, смотрел, запоминал... Коровья туша, лежавшая у дверей хлева со вспоротым брюхом, вдруг зашевелилась, заколыхалась, и из нее выбрался человек.
Это был старик, ярко-алый и голый. Борода, усы, волосы слиплись от крови. Несколько секунд он стоял, качаясь и поводя стеклянными глазами. Потом увидел неподвижного Йерикку. Рыжеволосый горец смотрел на старика, и тот двинулся к мальчишке, странно приседая. В алой маске прорезалась черная щель:
— Зачем вы пришли? — каркнул голос. — Зачем пришли, кто вас звал?! Мы тихо жили. Мы мирно жили. Зачем пришли?! Из-за вас это! Из-за...
Подхватив камень с земли, он заковылял к Иерикке, булькая и сипя. Горец спокойно смотрел на него, на то, как текут по щекам, превращаясь в капли крови, слезы, на то, как прыгает кровавый колтун бороды... Когда старику оставалось сделать два шага, и он замахнулся, Йерикка выхватил «парабеллум» и выстрелил от бедра, не поднимая руки.
— Тихо жили. Мирно жили, — задумчиво сказал Йерикка. И добавил совсем по-другому, с ожесточенной, тяжелой злобой: — По законам божиим!
— Ты что тут?!. — во двор вбежал Олег, следом — Богдан, оба с автоматами наперевес. — Чего палишь?!
Они не заметили старика. Тот совершенно не выбивался из окружающей картины.
— Салют, — криво усмехнулся Йерикка. Олег глядел, на него непонимающе. — Очередной салют человеческому смирению... — и забормотал, словно молился: — «...и остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим...» Кого же из нас сделали за шестьдесят всего лет...
Лицо Олега стало в с тревоженным. Он осторожно спросил:
— Ты хорошо себя чувствуешь?
И тогда Йерикка захохотал. Он смеялся искренне и весело, глядя на друзей, таращащихся на него, и смеялся снова, покачиваясь, а потом спросил, все еще хихикая:
— Ты сам-то понял, что спросил?! «Ты хорошо себя чувствуешь?» ! — передразнил он Олега. — Да великолепно! Приятная погода, приятное место... Ты мне лучше скажи, глупый землянин, можно ли остановить ненависть, не отвечая на зло — злом и милосердно простив ЭТО?!
Гоймир не отдал никакого приказа. Ребята собрались у виселицы на площади, все была взбудоражены, все орали, и каждый орал свое. Кто-то — что надо уходить отсюда, как ушел Квитко. Кто-то — что он лично хрена уйдет, не отыскав тех, кто все это учинил. Кто-то просто сбивчиво пересказывал увиденное, словно другие не видели того же. Тогда Гоймир криком установил тишину и предложил говорить по очереди. Сразу же закричал Хмур: